Конец эпохи фиатных денег. Часть четвертая

В прошлом выпуске мы разобрали предпосылки для возникновения и расцвета глобальных торгово – промышленных корпораций.

Продолжим.

Захватив рынки развивающихся стран, капиталисты начали поглядывать на последний оплот, не охваченный «справедливыми рыночными законами» — Советский Союз с его многочисленными сателлитами и Китай.

По поводу Китая можно рассказывать много, прежде всего о том, как он с неподражаемым азиатским изяществом использовал направленную против него экономическую агрессию против самого же агрессора – продемонстрировав всему миру урок своеобразного экономического Айкидо. Кто не знает, Айкидо – древнее восточное единоборство, в котором борец с помощью специальных приемов перенаправляет силу противника во вред ему же. Посмотрите фильмы с участием неподражаемого Стивена Сигала – это именно оно. Однако, задерживаться на Китае пока не будем, а перейдем к нашим баранам (в иносказательном смысле, конечно же).

Итак, Советский Союз и страны так называемого Восточноевропейского блока. Не одну книгу можно написать, да и написаны уже десятки, о том, как огромная и сильная страна рухнула словно колосс на глиняных ногах, погребая под своими развалинами мечту нескольких поколений о справедливом мироустройстве. Мы же обратимся сразу к сухому остатку. Итак, в по результатам гайдаровских реформ, метко названных одним из их отцов-основателей американским экономистом Джеффри Саксом «шоковой терапией», Российской Федерации было предложено занять достойное место в международной цепочке распределения труда. Реформаторы, многие из которых, кстати, в результате проведенной ими же чековой приватизации, по совместительству стали совладельцами крупнейших государственных предприятий, очевидно, предвкушали барыши от бурных экспортных потоков российских автомобилей, судов, локомотивов, станков и самолетов. С обратной стороны ожидались не менее обильные поставки товаров повседневного спроса, электроники, бытовой техники и прочих «вкусняшек», которыми были обделены простые советские граждане. Однако, что-то пошло не так. Нет, поток «вкусняшек» конечно же случился. Но взамен забугорные капиталисты требовали банальное сырье – нефть, газ, уголь, необработанный лес, металлы – продукцию самых низших переделов, с низкой добавленной стоимостью. Это значит, что вся маржа от переработки экспортируемой продукции до конечного товара должна была оставаться в карманах «зарубежных друзей». Путь же для продукции глубокой переработки отечественного производства в страны «золотого миллиарда» был надежно перекрыт. Сотни тысяч рабочих, инженеров, ученых, трудившихся на отечественных машиностроительных и перерабатывающих предприятиях, научно – исследовательских институтах в мгновение ока остались не у дел. Россия все чаще стала упоминаться как «страна — бензоколонка», отечественных самолетов, автомобилей и кораблей с каждым годом становилось все меньше и меньше, пока, на фоне заполонившей необъятные российские просторы, продукции западных концернов, они не исчезли, практически, совсем.

Не скрою, при соблюдении некоторых условий, нашим производителям все же разрешалось поприсутствовать на рынках развитых стран. Все помнят знаменитую ВАЗ-2121 «Нива», которая в свое время произвела фурор среди советских автомобилистов? Так вот, в условиях новой экономической реальности, рестайлинговую модель внедорожника разрешалось производить и продавать только под маркой американского автомобильного гиганта «Шевроле». Это значит, что производителю, в лучшем случае, возмещалась только себестоимость автомобиля, а прибыль, основная доля которой, по законам заокеанской экономики, должна доставаться хозяину бренда, оставалась в карманах американских акционеров «Дженерал Моторс».

Еще одна особенность. Международная кооперация в понимании наших «западных партнеров» предполагает обязательства покупать конечный продукт, в производстве которого мы участвуем. Разберем ситуацию на примере авиапрома. В производстве самолетов компании «Эрбас» задействованы свыше 2000 предприятий из почти 20 стран (данные могут быть немного устаревшими). Это значит, что авиакомпании этих стран, за право своих предприятий участвовать в производстве, обязаны покупать и эксплуатировать «Эрбасы». Если какая – то из стран откажется это делать, ее предприятия будут удалены из цепочки поставок авиагиганта. Пример? В свое время некоторые агрегаты для «Эрбасов» изготавливались российской корпорацией «Иркут». В 2017 году в небо поднялся первый опытный МС-21 производства «Иркута», который является прямым конкурентом европейского А-320. Было объявлено, что отныне российские авиакомпании будут переориентированы на закупки отечественного самолета, и «Иркут» получил первые заказы на новую машину. Реакция не заставила себя ждать. Европейский концерн тут же решил свернуть закупки агрегатов у «Иркута» под предлогом того, что китайские производители предложили за них меньшую цену. Каково?

Идем дальше. Компаний, способных производить авиационные двигатели для магистральных гражданских самолетов в мире можно пересчитать на пальцах одной руки. Если конкретнее – это «три кита» — американский «Pratt&Whitney» (по-русски читается как «Пратт энд уитни»), английский «Rolls-Royce» (да, да, знаменитый «Роллс-Ройс», известный, прежде всего за счет своих люксовых автомобилей, хотя основное его производство – именно авиационные двигатели) и еще один американец – «General Electric». Подбираются к большой тройке французский «Safran SA» и российская «Объединенная двигателестроительная корпорация» (ОДК). До недавнего времени сюда можно было отнести украинский (а точнее – бывший советский) «Мотор Сич», он же «Запорожское ПО «Моторостроитель» имени Великой Октябрьской Социалистической Революции», но благодаря эффективным политикам, пришедшим к власти в Киеве, думаю, о нем можно забыть. Так вот, «свободный рынок» построен так, что если какое – то государство захочет строить собственные гражданские самолеты и летать на них по всему миру, оно обязано будет оснащать их двигателями, производимыми «большой тройкой» и никак иначе. Можно, конечно, пройдя все круги ада, сертифицировать лайнер, оснащенный, допустим, российскими ПС-90 или ПД-14, но, скорее всего, покупать такой самолет у вас никто не станет. Аналогичная ситуация с авионикой. Авиапроизводители всех стран, которые могут выпускать самолеты, а это: Россия, Китай, Франция, Германия, Швеция, Бразилия, Канада, Япония, Индия и еще несколько других вынуждены закупать оборудование у считанного количества компаний, основные из которых расположены где? Правильно – в Европе и США. А они в любой момент могут блокировать вам поставки и свести на нет все усилия по развитию вашей собственной промышленности. Не верите? Вернемся к уже упомянутому МС-21. Изначально предполагалось, что доля импортных комплектующих в нем составит около 70% — производитель решил пойти по пути всего «цивилизованного мира» и взял курс на максимальную международную кооперацию. Однако, по мере продвижения проекта к финалу и пониманию того, что новый российский лайнер обладает рядом конкурентных преимуществ по сравнению с «одноклассниками» от «Эрбаса» и «Боинга», самым непостижимым образом иностранные производители начали отказываться от участия в поставках. Повод – якобы санкции, наложенные правительствами ведущих западных стран на российские предприятия, участвующие в проекте. В результате «дружественных действий» «надежных партнеров» самолет теряет все больше хваленой импортной начинки и вынужден переходить на отечественные двигатели, авионику и композитные материалы. В результате, условие, при котором у России  все же будет собственный среднемагистральный лайнер – сделать машину более чем на 90% отечественной.

Вот вам и рынок, который «сам все расставляет по своим местам»!

А «Северный поток-2»? Казалось бы, на рынке углеводородов, место России незыблемо и закреплено всеми мыслимыми и не мыслимыми международными соглашениями. Ан нет! Рыночный хайвей, движение по которому, как пишут в гарвардских учебниках по экономике, ограничено только мощностью мотора – бизнеса и мастерством водителя – предпринимателя, на поверку оказался ухабистой дорогой с односторонним движением, правила на которой устанавливает лоббист – гаишник, а водительские права продаются и покупаются как на заурядной провинциальной толкучке.

Короче, наивным российским бизнесменам жестко было указано на их место в мировой экономической (так и напрашивается слово «пищевой») цепочке. Не для того глобальный капитал рушил границы, чтобы взамен что-то отдавать. Это делалось с одной целью – брать. И брать как можно больше.

Но, как говорится, дело сделано, разбитую чашку не склеишь. Последний бастион, стоявший на пути глобализации был взят. Это позволило оттянуть крах долгового капитализма еще на пару – тройку десятков лет.

А что же дальше?

Об этом – в следующем выпуске.

В заключении – традиционный дайджест некоторых событий и публикаций, имевших место за прошедшую неделю:

  1. Сбербанк подал заявку для выпуска собственной цифровой валюты.
  2. Эксперты заявили о вероятном резком подорожании главного конкурента биткоина.
  3. Сколько нефти каждый день тратят США, страны Европы и мы, Россия: сравнительное видео.
  4. Для пользователей интернета в России среди молодежи приблизилась к 100%.
  5. Россия оказалась в середняках в создании онлайн-бизнеса.
  6. Ум без зарплаты: 68% компаний в России используют искусственный интеллект.
  7. Объем ВВП Китая в 2020 году превысил 100 трлн. юаней: что это означает?
  8. На уровень инфляции. Что за год подорожало больше всего?

Всем по потребностям

Алена Куратова Forbes Contributor

Крах капитализма в том виде, в каком он есть сейчас, неизбежен — в этом уверены экономисты, социологи, ученые-философы и футуристы. Ресурсы планеты истощились, неравенство между людьми обостряется. Чем мы можем заменить существующую модель экономики и какую роль в новом мире будут играть НКО — рассказывает директор фонда «Дети-бабочки» Алена Куратова

«Человечество в настоящее время использует природу в 1,75 раза быстрее, чем восстанавливаются экосистемы нашей планеты», — сказал в 2019 году Матис Вакернагел, основатель Global Footprint Network (GFN). Он назвал пожары того года и сокращение питьевой воды «следствием превышения экологического бюджета планеты».

Римский клуб (международная организация, занимающаяся изучением глобальных проблем современности; создана общественным деятелем Аурэлио Печчеи. — Forbes Life) подсчитал, что последствием капитализма станет увеличение количества трудовых мигрантов к 2050 году до 140 млн человек, а экономическая модель, воспевающая конкуренцию, уже привела к тому, что наемные работники намного несчастнее, чем были когда-либо.

При капитализме здоровье окружающей среды и благополучие людей второстепенны. Даже прогрессивное налогообложение, закон о котором 23 ноября одобрил Владимир Путин, — это попытка компенсировать отток богатства от рабочего класса к владельцам крупных корпораций. Пандемия 2020 года, по мнению участников Римского клуба, — идеальный момент, чтобы перейти с экстрактивной (извлекающей) экономики к регенерирующей (восстанавливающей).

Что такое новая регенерирующая экономика?

Неоэкономика — система, где услуги и технологии преобладают над материальными активами, одновременно снижая расходование природных запасов Земли и сохранение человеческих ресурсов. Эту модель называют регенерирующей и природоцентричной, основывающейся на принципах, по которым миллионы лет существуют экологические сообщества: изобилие процветает на «краях» систем. Например, в местах слияния рек и океана существует больше форм взаимодействий живых существ. Такой же коллаборацией пограничных систем должна стать и экономическая система. Важную роль этого принципа в неоэкономике описал импакт-инвестор Capital Institute Джон Фуллертон.

Коллаборация секторов

Именно на принципе коллаборации основывается проект «Четвертый сектор», созданный и возглавляемый Иберо-американским генеральным секретариатом SEGIB и Программой развития ООН. Он встраивает новую систему коммуникации в прежнюю экономическую модель, чтобы объединить и улучшить эффект от деятельности государства, бизнеса и некоммерческих организаций. Такая модель подразумевает устойчивость мировой экономики.

12,5 млн работников non-profit сектора — это в два раза больше людей, чем финансистов и страховщиков во всех Соединенных Штатах

НКО в этой системе отводится такая же важная роль, как государству и бизнесу. Некоммерческий (третий) сектор больше не решает какие-то частные проблемы и не удовлетворяет исключительно те потребности, которое не может удовлетворить государство. Он полноценно встраивается в экономическую систему для глобальной пользы мировому сообществу и природе.

В 2017 году в США НКО заняли третье место по количеству рабочей силы, уступив лишь торговле жильем и продуктами питания. 12,5 млн работников non-profit сектора — это в два раза больше людей, чем финансистов и страховщиков во всей Америке, и на 81% больше, чем работников, занятых в строительстве. В том же году НКО выплатили $670 млрд заработной платы — больше только в профессиональных технических услугах и на производстве. Это последние точные исследования США, проведенные до того, как началась пандемия, лишившая дохода 1,6 млн работников НКО.

Несмотря на то, что третий сектор оказался самым уязвимым для экономического кризиса, в мире все еще насчитывается 10 млн НКО, которые снимают головные боли государства в науке, образовании, охране окружающей среды, спорте, социальной сфере — от поиска лекарства и борьбы с таянием ледников до сохранения культурно-этнического разнообразия мира. Ученые университета Джона Хопкинса пришли к выводу: если бы НКО всего мира были бы единой страной, то это была бы пятая по величине экономика.

Некоммерческий подход

А что если представить мир, в котором бы вся экономика перешла к некоммерческим организациям или они играли бы ведущую роль в ней? Ответу на этот вопрос посвятили свои исследования специалисты Стокгольмского университета Дженнифер Хинтон и Донни Макларкан, авторы книги How on Earth: Flourishing in a Not-for-Profit World by 2050. Они изучили, возможна ли некоммерческая экономика в принципе и какие будут барьеры на пути к ней. По их мнению, при таком подходе прибыль превратится из капитала руководителей крупных корпораций в инструмент, помогающий организациям выполнять свои миссии.

Хинтон и Макларкан рассматривают переход к преобладанию НКО в экономике как эволюцию существующей системы, вызванную культурным сдвигом. Человеческая природа склонна к кооперации и взаимопомощи, и эти потребности ярко проявились у поколения Z в таких качествах как альтруизм, забота о ментальном здоровье и окружающей среде.

Старые принципы капитализма, выражающиеся в бесконечном наращивании прибыли и личных материальных благ, им чужды. Потребности поколения, которое становится наиболее платежеспособным сейчас, ближе к миссии некоммерческих организаций. Это проявляется в совместном потреблении, безотходном производстве, а главное — в изменении мотивации с наращивания личных благ на общественные. Для выбора профессии или работы поколению Z недостаточно высокой заработной платы и комфортного рабочего места, им нужна высшая цель и осмысленность действий.

Собственные проекты НКО позволяют не только качественнее оказывать помощь благополучателям, но и создавать новые рабочие места.

Яркий пример — бангладешская компания BRAC, где сейчас работает больше 110 000 человек. Это самая большая НКО в мире. BRAC основал экс-финансист и социальный активист Фазле Хасан Абед для восстановления страны, разоренной войной и геноцидом. За свои заслуги в борьбе с бедностью и расширении прав бедных он был награжден орденом и посвящен в рыцари в Великобритании, а в 2014 году занял 37 место в списке 50 величайших лидеров мира. В 2014 году выручка организации составила $720 млн. Организация помогала строить дома, восстанавливать сельское хозяйство, поднимать медицину в стране. Когда острые проблемы были решены, BRAC занялась долгосрочным планированием медицинских и образовательных услуг для бедных слоев населения. Компания существует за счет дочерних предприятий, прибыль от которых идет на решение проблем населения и административные расходы.

Аналогичную экосистему создает российский фонд «Дети-бабочки». Удовлетворяя потребности благополучателей, он решает важные экономические и социальные вопросы. На это направлены проекты фонда в области рекламы — MediaDonors, развлечений — MD Video, образования — онлайн-академия Skil for Skin, а также Регистр генных дерматозов, построенный на основе технологий BigData и AI. Кроме того, собственные проекты НКО позволяют не только качественнее оказывать помощь благополучателям, но и создавать новые рабочие места.

«Дети-бабочки» — далеко не единственный пример системной работы НКО в России. Фонд «Живой» занимается помощью лечебным учреждениям, просветительской деятельностью, поддержкой научных проектов. Фонд «Старость в радость» занимается не только медицинским, социальным обеспечением пожилых людей, но также создает палитру форматов волонтерского участия и занимается внедрением и разработкой методологии «Системы долговременного ухода». Список можно продолжать, и он постоянно растет.

Бесконечное реинвестирование

В качестве примера перехода на некоммерческую основу Хинтон и Макларкан рассматривают банки. Если у них не будет акционеров и владельцев, деньги будут циркулировать исключительно внутри системы, а появляющиеся излишки могут быть направлены на выполнение социальной миссии: снижение процентных ставок по кредитам, увеличению — по депозитам, обеспечивая финансовый поток, который постоянно будет в обороте, а не станет накапливаться в руках богатых людей.

Как утверждают авторы исследования, это уже работает в реальном мире: американские некоммерческие кредитные союзы предлагают своим членам более высокую доходность по депозитам, более низкие ставки по кредитам. Некоммерческие досуговые компании в Великобритании более востребованы, чем фитнес-центры, которые принадлежат бизнесу.

Если представить, что весь сектор торговли, финансовых предприятий, производства перейдет на некоммерческую основу, то отпадет потребность в постоянном увеличении ресурсов, так как деньги не будут выводиться и накапливаться у держателей бизнеса, а будут бесконечно реинвестировать для развития организаций и благополучия людей и планеты. Чтобы быстрее перейти к неоэкономике с преобладанием НКО, необходимо менять систему образования и просвещения, подвергать капиталистическую модель сомнениям и увеличивать осведомленность населения о преимуществах новой экономической системы.

Почему мы еще не в будущем

Главные противники некоммерческого подхода в экономике — крупные корпорации, руководству которых сложно представить, что мир не вращается вокруг накопления прибыли. Еще одна проблема — это инертность работников коммерческого сектора, которым будет тяжело изменить внутреннюю мотивацию и переориентироваться на общественную пользу, а не на гонку за деньгами. Вот что об этом думают Хинтон и Макларкана: «Только тогда, когда прибыль станет средством достижения цели, а не самоцелью, экономика сможет удовлетворить социальные и экологические потребности».

Сейчас работа НКО набирает обороты: третий сектор вовсю использует инструменты бизнеса, при этом не аккумулируя средства, а распределяя их между благополучателями. К тому же НКО учатся зарабатывать деньги на административные нужды и исполнение миссии организаций. Например, фонды «Нужна помощь» и «Подарок ангелу» реализуют свою брендированную продукцию, а «Ночлежка» в 2019 году организовал фестиваль «Ночлежка Fest». Фонд «Вера» обучает немедицинский персонал в рамках своей программы «Мастерская заботы», а «Дом с маяком» перепродает продукцию партнеров. Все это говорит о том, что представленная модель мира без коммерции не утопична, а вполне достижима в перспективе ближайшего столетия.

Оригинал статьи.